Оборотень в погонах - Страница 100

100

– Все в порядке, – монотонно, как магнетизер, пробубнил Серов. – Все спокойно…

Кого он пытался обмануть – не знаю, потому что после его слов обе сестры, как по команде, принялись в ужасе озираться. Эльф, оторвавшись на миг от созерцания ведущей во двор мастерской посадочной дорожки (ее отмечали, за отсутствием узаконенных буйков, воздушные шарики на привязи), смерил нас презрительным взглядом, и вернулся к своему занятию. Похоже было, что он действительно следит за домом.

Правда, когда мы протиснулись сквозь узенькую калитку (ковры, само собой, в воротах не нуждались – если тряпочка не может перетащить себя через забор, ее не в сервис сдавать впору, а на свалку нести, пускай там волшебную пыль собирает), странное поведение террориста перестало меня тревожить. Навстречу посетителям вышел хозяин мастерской. Это был гном.

Почему-то в обыденном сознании образ гнома рисуется однозначно – рост в ширину плеч и седая борода до колена. Между тем между собою племена подземных жителей разнятся не меньше, чем народы, или даже расы людей. Сиртя, карлы Уральских гор, не седеют – волосы у них с рождения белы, точно воркутинский снег, – и бороды у них не растут. А знакомый Серова явно принадлежал к их роду.

Впрочем, у хозяина мастерской даже для гнома внешность была примечательная. По меркам камнерожденных он был худощав – это значило, что плечи его едва уступали моим, при том, что носом гном упирался мне в пупок, – и прятал розовые, как у кролика, глаза за щегольскими черными очками от «Картье». По-видимому, ковроремонт оплачивался неплохо, а пропыленная мантия, вся в полустертых рунах, служила мастеру лишь спецодеждой. На шее гнома висел амулет на бронзовой цепочке – два по-особому скрещенных миниатюрных долота. Теперь понятно, почему он не работает на оружейном заводе: в орденские времена никто бы язычника близко к оружейной фабрике не подпустил, а потом стало выгоднее зашивать порванные ковры.

– Сева! – взревел гном по-медвежьи, стискивая Невидимку в объятьях. Это должно было выглядеть смешно – тавматург-ковровед едва доставал старому товарищу до груди – но почему-то не выглядело. – Какими судьбами?!

– Привет, Макс. – Серов сделал такое движение, будто пытался встряхнуть белобрысый валун в халате за плечи. – Сам знаешь – за помощью.

– Эх! – Гном махнул рукой. – Так я и думал! А просто старого друга навестить, значит, времени нет. Торопыги, что с вас возьмешь… Ну да скала с тобой, проходи, проходи… а это кто? – Он по очереди ткнул длинным, узловатым пальцем в мою сторону, потом – в сестер. Видимо, с Шараповым и Македонским ему уже встречаться доводилось.

– Это – барышни Валевич, – представил девушек Невидимка, – эээ… Марина, – неуверенный жест, – и Арина. – Слава Всевышнему, он их не перепутал. – А мой товарищ – Зорин, Валентин Павлович, господство пресвятого благочиния.

Дамам Макс поклонился, мне же руки не протянул.

– Ты, – поинтересовался он у Серова, – кого мне привел? Я из-за тебя кого в дом свой пустил?

От волнения он заговорил по-русски с сильным акцентом, которого я не замечал в первые минуты.

– Друга, – не колеблясь, ответил Невидимка.

Макс окинул меня подозрительным взглядом.

– Ну, скала с тобой, – повторил он. – Поверю.

– Макс, – перебил его Шарапов, – ты знаешь, что за твоим домом следят серкелуин?

Гном расхохотался.

– Эта жердина все там торчит, под дубом? – выдавил он сквозь смех. – У-у, сейчас я ему…

– Ты лучше нам объясни, – попросил Серов.

– Видишь? – Макс обвел рукой двор. На ржавой вешалке громоздилось штук шесть ковров, в большинстве – заштопанных до полной потери узора. Еще один лежал под тентом, на яме; рядом на поддоне валялись зловещего вида иглы, мотки зачарованных ниток, куски кордовой проволоки и самогреющий паяльник. – Один работаю! Был у меня напарник – хороший мужик, Володей звать. Тоже с завода… знаешь, когда началась эта петрушка, там много народу поувольнялось, друзья мои… в общем, прибился он ко мне. Непьющий, мастер на все руки – под горой бы его на вес малахита ценили. Так мы с ним сработались – любо-дорого смотреть, камни радовались! А с год назад – знаешь? – завод купил один наш олигарх. Который бишь… а, Кленов. Там уже и покупать-то нечего было, все поделили Анишкин с Кобелевым: откусили много, да половина крошками осыпалась. Немного помешкали, как у нас водится… а потом такая работа закипела – сами видели, дым небо застит. Какой-то большой заказ на ручные жезлы – в Африку их гонят, что ли? – потом еще один… в общем, ушел Володя обратно. Старых-то спецов не осталось почти, ему там предложили место начцеха – оклад еще тот, даже в наших деревянных. Ну вот, а месяца два назад заявились ко мне эти юнцы востроухие – извини, Шар! И все про Володьку спрашивать. Наглые такие – что комары. Я им укорот-то дал, да только с тех пор крутятся они подле моей мастерской, что искры над горном, как ни гоняю. Вреда, правда, от них нет, а все же неспокойно как-то.

– А-а… – протянул Невидимка неопределенно, будто сам не решил – поверить товарищу, или согласиться лишь для виду, чтобы обид не делать.

– Во-во, – продолжил гном. – Я уже думал, это от Горбатого приветик. Он меня крышевать вздумал, так я его живо отвадил – пообещал на его дурошлепов хирд натравить. Вроде отступились, но так, по мелочи, наезжают порой.

Мне оставалось только догадываться, кто такой Горбатый – видимо, местный «авторитет», – и какие дела наш гостеприимный хозяин ведет с гномской мафией. Хирд обычно не попадает на острое перо газетера, но по безжалостности не уступит даже ниппонской якудзе, а по влиянию – орочьим и гоблинским бандам, набравшим большой вес после того, как правильные русские разбойники рассеялись по лагерям Северного Рая. «Соловьёв – на Соловки», как гласил популярный лозунг того времени. В результате традиции беззакония были утеряны, а лихих людей старой закалки сменили нелюди, отмороженные, как сам Имир.

100