Оборотень в погонах - Страница 26

– Только полные невежи, – перебил меня Шар, – могут пытаться сравнивать труд патера Карла Маркса с древним гностическим учением, написанным совсем по иным причинам, которые вам, людям…

– Мря! – предупреждающе вякнул кот. – Мрям!

Несколько секунд мы с Шаром, набычившись, мерили друг друга враждебными взглядами, после чего дружно расхохотались.

– Воистину, – с трудом выговорил сквозь смех эльф, – правы были ваши мудрецы, когда говорили, что весь вред – от излишнего образования! К вашей расе это относится в превосходной степени!

– Вообще-то, – скромно заметил я, – первым это сказал гном.

– Неважно, – отмахнулся Шар. – Так что будем с этим заказом делать? Время-то идет.

– Знаешь, – задумчиво сказал я, – а пожалуй что я сам навещу господина Вэ Туруханова. Погляжу, где это водятся личности, способные позволить себе собственный выезд. ЗАО «Альгамейд Среднеруссия», как же! Написали бы прямо – ЗАО Родина Продакшн.

– Зачем ты так, – примирительно сказал эльф. – Что, по-твоему, честным трудом уже вовсе никто не занимается?

– Нет, почему же, – удивился я. – Грабители, например. Вот уж кто трудится в поте лица. Киллеры, опять же… знал бы кто, какой это тяжкий кусок хлеба с икрой! А то читают всякие бульварные листки…

– Ты еще потребуй, чтобы тебе молоко за вредность выделяли, – усмехнулся эльф. – Серьезно – пойдешь?

– Пойду.

– Когда?

– Хм… – Я уставился на висевший над кассой календарь с рекламой рыбьего корма. – Сегодня у нас среда, так? Вот завтра и схожу. Только созвонюсь с этим бизнесменом.

– Мя? – недоверчиво наклонил голову Македонский.

– Зуб даю, – пообещал я.

Валентин Зорин, среда, 16 июня

В редакции «Светской жизни», куда я решил наведаться после визита к барышне Валевич, царила рабочая суета. Скрипели самопишущие карандаши, кто-то интеллигентно ругался, обнаружив, что забыл такой карандаш заточить, и тот только зря царапает бумагу, отбивали барабанную дробь печатные машинки, носились люди и нелюди, прижимая к груди стопки бумаг, державшиеся явно на одном Слове… одним словом мне едва не показалось, что я попал в родное центральное городское благочиние. Только мундиров не хватает.

– Вам что надо? – Вынырнувшая из-за угла особа, отличавшаяся телосложением и ростом тумбочки, взяла меня за пуговицу камзола и требовательно покрутила.

Я привычным движением вытряхнул из кармана корочку.

– Благочиние, господство Зорин. – Я подержал документ перед лицом «тумбочки», пока та не сфокусирует на нем взгляд, потом убрал. – Где тут ваш… редактор, наверное?

– Вы насчет Парамоши? – догадалась «тумбочка». – Так, вам, наверное, к нашему главному, к Варсонофию Нилычу! Только… – Она потупилась. – Он сейчас занят.

– И сильно? – скептически поинтересовался я.

Похоже было, что здесь заняты абсолютно все, причем продыха бедным журналистам не предвидится до Страшного суда.

– Ну… минут на пятнадцать, – созналась «тумбочка». – Вряд ли дольше.

– Тогда… – Я поспешно раскинул мозгами. – Может, вы меня просветите?

– В какой области? – парировала «тумбочка».

– Ну, например, об отношениях в редакции… – Я потер подбородок, изображая бурную мыслительную деятельность. На самом деле вопросы были совершенно стандартные, но людям почему-то льстит, когда стараются ради них. – Не было ли у господина Парамонова врагов… чем он занимался в последнее время… Такие вот вопросики.

– Тогда идемте! – «Тумбочка» перехватила меня за рукав и потащила куда-то в угол общего зала, где за баррикадой из книжных полок притулился письменный стол, явно рассчитанный на рост моей странноватой собеседницы.

– Простите, а с кем имею? – полюбопытствовал я, немного ошарашенный таким напором.

– Хельга Аведрис Торнсдотир, – представилась «тумбочка», не отпуская моего камзола.

Я постарался не уронить челюсть на пол. Нет, я, конечно, осведомлен, что у карл тоже есть женщины – в конце концов, откуда-то же должны браться маленькие гномики? Но во-первых, гномки редко покидают дом; даже во времена Стройки, когда очереди стояли везде и за всем, в них редко можно было увидеть гномку – уж скорее ее мужей. А во-вторых, я никогда не слышал, чтобы гномка согласилась сбрить бороду.

Эмансипация, не иначе.

– Так, Ольга Ториновна, – ненавязчиво напомнил я, – вы что-то хотели мне рассказать?

– Про Парамошу? – Гномка вспрыгнула на стул – ножки жалобно скрипнули. – Значит, отвечаю по порядку. Врагов у него столько же, сколько знакомых. И даже больше. Его никто больше пяти минут вынести не мог. Для редакции он служит… служил объединяющим началом.

– Что ж в нем было такого неприятного? – не удержался я.

– А все! – отрубила гномка. – Более наглого, самодовольного, пронырливого, бесцеремонного типа свет божий не видывал! Я уж не говорю о честности – которой в нем отродясь не было, и совести – которую ему в детстве ампутировали. Вместе с хвостом и рогами.

Я пришел к выводу, что покойный Парамонов относился к той категории поганцев, что способны занять рубль и не отдать безо всякой корысти, из принципа. Такие действительно долго не живут.

– Ольга Ториновна, спасибо, я понял, – прервал я журналистку, которая пустилась в красочное, хотя и совершенно фантастическое описание предположительных предков господина Парамонова, из которого следовало, что наш покойник произошел не от обезьяны, как большинство людей и нелюдей. И не из реторты алхимика, как многие другие существа. А… впрочем, это уже поэзия, и ее я приберегу до той поры, когда придет пора описывать собственное высокое начальство. – А не подскажете ли, над чем покойный Парамонов работал в последнее время?